d0rj/ru-mhr-parallel · Datasets at Hugging Face

ru stringlengths 2 1.74k	mhr stringlengths 2 1.63k
— Хватит тебе его стращать.	— Пешыжак ит лӱдыктыл.
Я его знаю.	Мый тудым шинчем.
— Где ты слышал эту песню? — не унимался Горлов.	— А кушто тыгай мурым колынат? — йодо адак Горлов.
Старик замялся.	Шоҥго акмук лие.
— Наверно, в Казани, — заметил Пеньков.	— Очыни, Озаҥыште? — шоктыш Пеньков.
— Вот-вот, в Казани слышал, — поддакнул Эргубаев.	— Тугет-туге, Озаҥыште колынам, — ойлен колтыш Эргуваев.
— Пьянчужка один в кабаке пел: «Вставай, подымайся...»	— Кабакыште йӱшӧ лавзай мурыш: «Кынел, нӧлталалт...».
Такое объяснение хозяину показалось правдоподобным.	Тыгай умылтарымаш чынла чучо.
А хитрый Горлов, наклонившись к уху старика, зашептал: — Больше никогда не пой эту песню!	— Только тетла тыгай мурым нигунамат ит муро, — чарен ойла Горлов.
Тебе я могу об этом сказать, ты свой человек...	— Тыланет каласаш лиеш, тый шкенан айдеме...
В Питере смутьяны появились.	Питерыште ормыжвуй-влак лектыныт.
Они пели эту песню.	Нуно тиде мурым муреныт.
Перед Зимним Дворцом шумели, требовали, чтобы царь вышел к ним.	Зимний дворец ончыко пеш шуко калык погынен, маныт. Нуно лӱшкеныт, кугыжам уремыш лекташ йодыныт.
Но наш царь умный, он не вышел.	Йӧра, кеч кугыжа ушан лийын, лектын огыл.
Он знал: смутьяны хотели его убить.	Лектеш гын, ормыжвуй-влак пуштыт ыле...
Хорошо, что солдаты разогнали их.	Салтак-влак нуным поктен колтеныт.
Они стреляли в них...	Ӱмбакышт лӱйылтыныт.
Есть много убитых.	Колышат шуко лийын.
Сейчас очень опасно.	Кызыт пеш шучко.
— Ну и дела, — протянул он.	— Ну, паша, — шуялтен колта тудо.
— А мы-то здесь ничего не знаем.	— А ме тыште нимат она шинче.
— За пение этой песни вполне могут арестовать, — продолжал нашептывать Горлов.	— Тиде мурым мурымылан арестоватлен кертыт, — Горлов тугак шып ойла.
— Я тебе правду говорю.	— Мый тылат чыным ойлем.
Сейчас чуть что — и в Сибирь...	Так иктаж-мо — Сибирь.
Пеньков и Горлов пошли дальше.	Пеньков ден Горлов тарванышт.
Поднялся и Эргубаев.	Эргубаеват кынеле.
Хозяин с приказчиком стали говорить о предстоящем сплаве, так как приближалась весна.	Оза ден приказчик ончыкыжым шоло волтымо нерген кутырат, вашке вет шошо шуэш.
А старик шел за ними, погруженный в свои мысли.	Эргубаев, шке семынже шонен, почешышт кая.
Он и раньше слышал о каких-то беспорядках.	Ала-могай тургым нерген тудо шинча.
Но о том, что произошло в Питере, сегодня узнал впервые.	Но Питерыште мо лиймым йӧршынак колын огыл.
«Царя убить... Вот что задумали...	«Кугыжам пуштнешт улмаш»...
Может, такие смутьяны есть и в лесу?	Ала тугай ормыжвуй чодыраштат уло?
На недобрые дела они могут подговорить людей.	Нуно еҥ-влакым осал пашаш осал пашаш шупшыл сеҥат.
Кто похож на таких смутьянов?	Тыгай ормыжвуяншыла кӧ коеш?
Чопан Чолпаев?	Чопан Чолпаев?
Нет, десятник знает его давно...	Уке, десятник тудым шукертсек пала.
Чопан родился в Кокшансоле.	Чопан Какшансолаш шочын.
Парень он бойкий, веселый.	Тале, весела рвезе.
Он и поет, и пляшет, и хорошо играет на гуслях.	Мураш-кушташ да кӱслем шокташ мастар.
Чолпаев грамотный.	Чолпаев тунемше.
Он учился в казанской гимназии, учился музыке.	Озаҥ гимназийыште музыкылан тунемын.
А вот кто Румелёв?	А кӧ тугай Румелёвшо?
Уж не убежал ли он с фронта?	Ала фронт гыч шылын?
Сейчас таких много.	Кызыт тыгай шуко.
Неспроста он учит людей таким песням...	Арам огыл еҥ-влакым тыгай мурылан туныкта...
Может, он и есть смутьян?»	Ала тудыжак ормыжвуй?
Конечно, старый Эргубаев согрешил, соврал хозяину.	Шоҥго Эргубаев языкыш пурыш, озам ондалыш.
Но ведь тот сам помог это сделать.	Кернакшым гын, тудыжо шойышташ шкеак полшыш.
Если бы Пеньков не заговорил о Казани, старик, может, и выдал бы Румелёва.	«Тиде мурым Озаҥыште колынат дыр?» манын ок йод ыле гын, тудо ала Румелёвым каласенат пуа ыле.
Не беда, что он, Эргубаев, иногда шел на сделку со своей совестью.	Нимат огыл, тудо, Эргубаев, южгунамже шке намысше денат шоям ыштылеш.
Не покривишь душой — не проживешь.	Ондалыде илаш ок лий.
Ему приходится угождать и хозяину и рабочим.	Тудлан озаланат, пашазе-влакланат сай лияш тӧчыман.
Хозяину и приказчику легко.	Оза ден приказчик куштылго.
Сядут в сани и укатят.	Шинчыч терыш, кудал колтат.
А вот ему, Эргубаеву, в лесу с людьми оставаться.	А тудлан, Эргубаевлан, еҥ-влак дене кодман.
Выходит, что говорить правду пока нет расчета.	Лектеш, чыным каласаш але шотлан ок тол.
Но и потакать лесорубам нельзя.	Но чодыра руышо-влак велышкат шогалаш огеш лий:
Хозяин узнает — рассердится, снимет с должности десятника.	оза шыдешка, десятник гычат луктын кертеш.
Рассуждая так, Эргубаев успокоился.	Тыге шонкален, Эргубаев тыпланыш.
Вдруг хозяин и приказчик остановились.	Теве оза ден приказчик шогальыч.
Пеньков бросил недовольный взгляд на поваленную сосну, вдоль которой до самой середины тянулась глубокая трещина.	Пеньков йӧрлшӧ пӱнчым кумылдымын ончале: тудын мучко покшеке шумеш келге шелше шуйна.
Румелёв, с напарником, не обращая внимания на подошедших, продолжал обрубать сучья.	Румелёв ден йолташыже, толшо-влак ӱмбак ончалде, тугак укшым руат.
Пеньков побагровел и, не сдержав себя, гневно заговорил:	Пеньков йошкаргыш, шкенжым кучен сеҥыде, шыдын мане:
— Вы это что?..	— Те мо тиде?
Назло лес портите?..	Ӱчым ыштен, чодырам локтылыда?
Дармоеды!	— Арамлогар-влак!
Лодыри!..	Йолко-влак!..
Сегодня же выгоню вас!	Тачак луктын колтем!
И за такую работу ни гроша не дам!	Тыгайц пашалан ик кумыр оксамат ом тӱлӧ.
— Мы не виноваты, — спокойно ответил Румелёв.	— Ме титакан онал, — тыматлын вашештыш Румелёв.
— Сам видишь, что делается...	— Шке ужат, мо ышталтеш...
Допилить не успели, ветер налетел и свалил сосну.	— Пӱчкын ыжна шукто, мардеж толын лекте да пӱнчым сӱмырыш.
Вот и получилась трещина.	Тыге шырпешталтын.
Хорошо, что никого не зашибло.	Йӧра эше, нигӧм перен огыл.
Услышав грозную брань хозяина, лесорубы бросили работу и стали подходить к поваленной сосне.	Озан шыдын мутланымыжым колын, чодыра руышо-влак пашаштым кудалтышт да йӧрлшӧ пӱнчӧ деке толаш тӱҥальыч.
Пеньков продолжал возмущаться.	Пеньков тугак шыдешкыше.
Но тут вмешался приказчик:	Но теве приказчик коклаш пурыш:
— Чего собрались?	Молан погынен улыда?
Чего рты разинули?	Мо умшадам карен улыда?
Да знаете ли вы, дармоеды, сколько стоит эта сосна?	Мыняр теҥгеаш тиде пӱнчӧ, паледа?
Три рубля!..	Кум теҥгеаш!
Вам ничего не стоит испортить еще одну, другую... А ведь это убыток нашему хозяину!	Ик пӱнчым тыге локтылыда, весым, а мыняр теҥге шӱйышкӧ кӱза?!
— Ничего, его шея толстая, выдержит, — спокойно заметил Румелёв.	— Озан шӱйжӧ кӱжгӧ, чыта, — эркынрак да шот дене руал пуыш Румелёв.
Чопан поддержал его:	Чопан тудын велыш лие:
— Вы бы нам жалованье повысили.	— Пашадарым кӱзыкташ кӱлеш.
А то скоро с голоду подохнем.	Уке гын ме тышан шужен каварена.
— И, глядя Пенькову прямо в глаза, добавил:	— Да Пеньковын шинчашкыже тура ончалын, ешарыш:
— Слышишь, хозяин.	— Колат, оза.
Мы так больше работать не можем!	Ме тетла тыге пашам ыштен огына керт!
Пеньков исподлобья покосился на Чопана.	Пеньков Чопаным шӧрынрак ончал колтыш.
— Что?.. — прохрипел он. — Жалованье повысить?	— Мо?.. — оралгыше йӱкын мане. — Пашадарым кӱзыкташ?
Если оно вас не устраивает, так идите и поищите себе работу там, где будут платить больше...	— Тудо ок келше гын, кугу пашадаран пашам кычал кайыза.
Я не держу...	— Мый кучымаш уке.
И, отвернувшись от лесоруба, накинулся на десятника:	Чодырам руышо-влак деч савырнен, десятник десятник ӱмбак керылте.
— А ты, старый черт, куда смотришь?!	— А тыйже, шоҥго ия, кушко ончет?
Забыл о деле!..	Пашам монденат!
Сидишь у костра и орешь дурацкие песни!	Тулдӱрыш шинчешат, ораде мурым мурен шинча.
Не видишь, что они лес портят!	Ужат, нуно чодырам локтылыт!
Дармоед старый!..	Шоҥго апрамлогар!
Он еще долго поносил десятника.	Тудо эше кужун десятникым шӱктарыш.

— Хватит тебе его стращать.

— Пешыжак ит лӱдыктыл.

Я его знаю.

Мый тудым шинчем.

— Где ты слышал эту песню? — не унимался Горлов.

— А кушто тыгай мурым колынат? — йодо адак Горлов.

Старик замялся.

Шоҥго акмук лие.

— Наверно, в Казани, — заметил Пеньков.

— Очыни, Озаҥыште? — шоктыш Пеньков.

— Вот-вот, в Казани слышал, — поддакнул Эргубаев.

— Тугет-туге, Озаҥыште колынам, — ойлен колтыш Эргуваев.

— Пьянчужка один в кабаке пел: «Вставай, подымайся...»

— Кабакыште йӱшӧ лавзай мурыш: «Кынел, нӧлталалт...».

Такое объяснение хозяину показалось правдоподобным.

Тыгай умылтарымаш чынла чучо.

А хитрый Горлов, наклонившись к уху старика, зашептал: — Больше никогда не пой эту песню!

— Только тетла тыгай мурым нигунамат ит муро, — чарен ойла Горлов.

Тебе я могу об этом сказать, ты свой человек...

— Тыланет каласаш лиеш, тый шкенан айдеме...

В Питере смутьяны появились.

Питерыште ормыжвуй-влак лектыныт.

Они пели эту песню.

Нуно тиде мурым муреныт.

Перед Зимним Дворцом шумели, требовали, чтобы царь вышел к ним.

Зимний дворец ончыко пеш шуко калык погынен, маныт. Нуно лӱшкеныт, кугыжам уремыш лекташ йодыныт.

Но наш царь умный, он не вышел.

Йӧра, кеч кугыжа ушан лийын, лектын огыл.

Он знал: смутьяны хотели его убить.

Лектеш гын, ормыжвуй-влак пуштыт ыле...

Хорошо, что солдаты разогнали их.

Салтак-влак нуным поктен колтеныт.

Они стреляли в них...

Ӱмбакышт лӱйылтыныт.

Есть много убитых.

Колышат шуко лийын.

Сейчас очень опасно.

Кызыт пеш шучко.

— Ну и дела, — протянул он.

— Ну, паша, — шуялтен колта тудо.

— А мы-то здесь ничего не знаем.

— А ме тыште нимат она шинче.

— За пение этой песни вполне могут арестовать, — продолжал нашептывать Горлов.

— Тиде мурым мурымылан арестоватлен кертыт, — Горлов тугак шып ойла.

— Я тебе правду говорю.

— Мый тылат чыным ойлем.

Сейчас чуть что — и в Сибирь...

Так иктаж-мо — Сибирь.

Пеньков и Горлов пошли дальше.

Пеньков ден Горлов тарванышт.

Поднялся и Эргубаев.

Эргубаеват кынеле.

Хозяин с приказчиком стали говорить о предстоящем сплаве, так как приближалась весна.

Оза ден приказчик ончыкыжым шоло волтымо нерген кутырат, вашке вет шошо шуэш.

А старик шел за ними, погруженный в свои мысли.

Эргубаев, шке семынже шонен, почешышт кая.

Он и раньше слышал о каких-то беспорядках.

Ала-могай тургым нерген тудо шинча.

Но о том, что произошло в Питере, сегодня узнал впервые.

Но Питерыште мо лиймым йӧршынак колын огыл.

«Царя убить... Вот что задумали...

«Кугыжам пуштнешт улмаш»...

Может, такие смутьяны есть и в лесу?

Ала тугай ормыжвуй чодыраштат уло?

На недобрые дела они могут подговорить людей.

Нуно еҥ-влакым осал пашаш осал пашаш шупшыл сеҥат.

Кто похож на таких смутьянов?

Тыгай ормыжвуяншыла кӧ коеш?

Чопан Чолпаев?

Нет, десятник знает его давно...

Уке, десятник тудым шукертсек пала.

Чопан родился в Кокшансоле.

Чопан Какшансолаш шочын.

Парень он бойкий, веселый.

Тале, весела рвезе.

Он и поет, и пляшет, и хорошо играет на гуслях.

Мураш-кушташ да кӱслем шокташ мастар.

Чолпаев грамотный.

Чолпаев тунемше.

Он учился в казанской гимназии, учился музыке.

Озаҥ гимназийыште музыкылан тунемын.

А вот кто Румелёв?

А кӧ тугай Румелёвшо?

Уж не убежал ли он с фронта?

Ала фронт гыч шылын?

Сейчас таких много.

Кызыт тыгай шуко.

Неспроста он учит людей таким песням...

Арам огыл еҥ-влакым тыгай мурылан туныкта...

Может, он и есть смутьян?»

Ала тудыжак ормыжвуй?

Конечно, старый Эргубаев согрешил, соврал хозяину.

Шоҥго Эргубаев языкыш пурыш, озам ондалыш.

Но ведь тот сам помог это сделать.

Кернакшым гын, тудыжо шойышташ шкеак полшыш.

Если бы Пеньков не заговорил о Казани, старик, может, и выдал бы Румелёва.

«Тиде мурым Озаҥыште колынат дыр?» манын ок йод ыле гын, тудо ала Румелёвым каласенат пуа ыле.

Не беда, что он, Эргубаев, иногда шел на сделку со своей совестью.

Нимат огыл, тудо, Эргубаев, южгунамже шке намысше денат шоям ыштылеш.

Не покривишь душой — не проживешь.

Ондалыде илаш ок лий.

Ему приходится угождать и хозяину и рабочим.

Тудлан озаланат, пашазе-влакланат сай лияш тӧчыман.

Хозяину и приказчику легко.

Оза ден приказчик куштылго.

Сядут в сани и укатят.

Шинчыч терыш, кудал колтат.

А вот ему, Эргубаеву, в лесу с людьми оставаться.

А тудлан, Эргубаевлан, еҥ-влак дене кодман.

Выходит, что говорить правду пока нет расчета.

Лектеш, чыным каласаш але шотлан ок тол.

Но и потакать лесорубам нельзя.

Но чодыра руышо-влак велышкат шогалаш огеш лий:

Хозяин узнает — рассердится, снимет с должности десятника.

оза шыдешка, десятник гычат луктын кертеш.

Рассуждая так, Эргубаев успокоился.

Тыге шонкален, Эргубаев тыпланыш.

Вдруг хозяин и приказчик остановились.

Теве оза ден приказчик шогальыч.

Пеньков бросил недовольный взгляд на поваленную сосну, вдоль которой до самой середины тянулась глубокая трещина.

Пеньков йӧрлшӧ пӱнчым кумылдымын ончале: тудын мучко покшеке шумеш келге шелше шуйна.

Румелёв, с напарником, не обращая внимания на подошедших, продолжал обрубать сучья.

Румелёв ден йолташыже, толшо-влак ӱмбак ончалде, тугак укшым руат.

Пеньков побагровел и, не сдержав себя, гневно заговорил:

Пеньков йошкаргыш, шкенжым кучен сеҥыде, шыдын мане:

— Вы это что?..

— Те мо тиде?

Назло лес портите?..

Ӱчым ыштен, чодырам локтылыда?

Дармоеды!

— Арамлогар-влак!

Лодыри!..

Йолко-влак!..

Сегодня же выгоню вас!

Тачак луктын колтем!

И за такую работу ни гроша не дам!

Тыгайц пашалан ик кумыр оксамат ом тӱлӧ.

— Мы не виноваты, — спокойно ответил Румелёв.

— Ме титакан онал, — тыматлын вашештыш Румелёв.

— Сам видишь, что делается...

— Шке ужат, мо ышталтеш...

Допилить не успели, ветер налетел и свалил сосну.

— Пӱчкын ыжна шукто, мардеж толын лекте да пӱнчым сӱмырыш.

Вот и получилась трещина.

Тыге шырпешталтын.

Хорошо, что никого не зашибло.

Йӧра эше, нигӧм перен огыл.

Услышав грозную брань хозяина, лесорубы бросили работу и стали подходить к поваленной сосне.

Озан шыдын мутланымыжым колын, чодыра руышо-влак пашаштым кудалтышт да йӧрлшӧ пӱнчӧ деке толаш тӱҥальыч.

Пеньков продолжал возмущаться.

Пеньков тугак шыдешкыше.

Но тут вмешался приказчик:

Но теве приказчик коклаш пурыш:

— Чего собрались?

Молан погынен улыда?

Чего рты разинули?

Мо умшадам карен улыда?

Да знаете ли вы, дармоеды, сколько стоит эта сосна?

Мыняр теҥгеаш тиде пӱнчӧ, паледа?

Три рубля!..

Кум теҥгеаш!

Вам ничего не стоит испортить еще одну, другую... А ведь это убыток нашему хозяину!

Ик пӱнчым тыге локтылыда, весым, а мыняр теҥге шӱйышкӧ кӱза?!

— Ничего, его шея толстая, выдержит, — спокойно заметил Румелёв.

— Озан шӱйжӧ кӱжгӧ, чыта, — эркынрак да шот дене руал пуыш Румелёв.

Чопан поддержал его:

Чопан тудын велыш лие:

— Вы бы нам жалованье повысили.

— Пашадарым кӱзыкташ кӱлеш.

А то скоро с голоду подохнем.

Уке гын ме тышан шужен каварена.

— И, глядя Пенькову прямо в глаза, добавил:

— Да Пеньковын шинчашкыже тура ончалын, ешарыш:

— Слышишь, хозяин.

— Колат, оза.

Мы так больше работать не можем!

Ме тетла тыге пашам ыштен огына керт!

Пеньков исподлобья покосился на Чопана.

Пеньков Чопаным шӧрынрак ончал колтыш.

— Что?.. — прохрипел он. — Жалованье повысить?

— Мо?.. — оралгыше йӱкын мане. — Пашадарым кӱзыкташ?

Если оно вас не устраивает, так идите и поищите себе работу там, где будут платить больше...

— Тудо ок келше гын, кугу пашадаран пашам кычал кайыза.

Я не держу...

— Мый кучымаш уке.

И, отвернувшись от лесоруба, накинулся на десятника:

Чодырам руышо-влак деч савырнен, десятник десятник ӱмбак керылте.

— А ты, старый черт, куда смотришь?!

— А тыйже, шоҥго ия, кушко ончет?

Забыл о деле!..

Пашам монденат!

Сидишь у костра и орешь дурацкие песни!

Тулдӱрыш шинчешат, ораде мурым мурен шинча.

Не видишь, что они лес портят!

Ужат, нуно чодырам локтылыт!

Дармоед старый!..

Шоҥго апрамлогар!

Он еще долго поносил десятника.

Тудо эше кужун десятникым шӱктарыш.