d0rj/ru-mhr-parallel · Datasets at Hugging Face

ru stringlengths 2 1.74k	mhr stringlengths 2 1.63k
— Вечером пойдем на заторную плясать под гусли.	— Кастене кӱсле дене кушташ заторныйыш каена.
— Я сегодня не пойду...	— Мый таче ом кай...
Устала — сил нет.	Ноенам — вий уке...
— Ну, как знаешь...	— Шке палет...
А я пойду, — бросила ей подруга, а сама подумала: «Вот и хорошо.	А мый каем, — кудалтыш тудлан йолташ ӱдыржӧ, а шкеже шоналтыш: «Тидыже пеш йӧрас.
Значит, никто мне не помешает довести наговор до конца».	Тугеже шӱведымемым мучаш марте шукташ иктат ок мешае".
И она запела песню о тоскующем сердце девушки, о ее разлуке с любимым дружком:	Да тудо ойгырышо ӱдыр шӱм нерген, тудын йӧратыме таҥже деч ойырлымыж нерген муралтен колтыш:
У меня есть перина	Мыйын уло тӧшакем
Из пуха кукушки,	Куку пун гычын,
Из пера соловья.	Шӱшпык пун гычын.
В изголовьи подушки...	Кӱпчык вуйыштемак...
Говорила ж — не надо	Ойлышым вет — огеш кӱл
Стелить и взбивать,	Шараш да оварташ,
Говорила ж, разлуки нам	Ойлышым вет, ойырлыде
Не миновать...	Огеш лий...
После трудового дня сплавщики, как всегда, расположились у костра.	Паша кече деч вара сплавщик-влак молгунамсылак тулото воктелан верланышт.
Их лица измождены и обросли бородами.	Чурийыште ярныше, пондаш кушкын пытен.
В ожидании ужина люди дымят дешевым табаком-крошенкой и говорят о войне, о рабочих волнениях и о своих невзгодах.	Кас кочкышым вучышыла, еҥ-влак руэн тыгыдемдыме шулдакан тамакым шупшыт, сар нерген, пашазе-влакын лӱшкымышт нерген да шкеныштын ойгышт нерген кутырат.
Принесли бачок с едой.	Кочкыш бачокым кондышт.
Горячее варево пахнет тухлой рыбой.	Шокшо шолтыш шопо кол дене ӱпша.
Голодные люди не обращают на это внимания, они торопливо едят уху большими деревянными ложками.	Но еҥ-влак тиде ӱпшлан тунемыныт. Нуно кече еда тыгай шӱрым кочкыт. Совла кугу.
В начале работ на сплаве Николай Пеньков, стараясь расположить к себе рабочих, кормил их неплохо, угощал водкой и обещал по окончании сплава дать каждому «на чай».	Мольым тарватыме годым чодыра промышленник Николай Пеньков бурлак-влакын кумылыштым нӧлталын ыле. Тунам аракамат руштмеш йӱктыш, сайын пукшыш, чодырам волтен шуктымеке, «на чай» пуаш лие.
Но сейчас, когда пройдено больше половины пути и дело подходит к концу, он забыл о своих обещаниях.	Но кызыт, пеле утла корным эртымек, паша мучашке лишемме годым, тудо шке сӧрымыжым мондыш.
Стараясь снизить расходы на сплаве, он первым делом решил экономить на питании рабочих.	Шолым волтымаште роскотым иземдаш тӧчен, тудо эн ондак пашазе-влакым пукшымаште аныклаш лие.
Теперь вместо щей повар Гриша был вынужден готовить уху из тухлой соленой рыбы и похлебку из прелого гороха, а хлеб печь из заплесневшей прогорклой муки.	Ынде повар Гриша шыл шӱр олмеш шопо кол шӱрым, пунышкышо пурса гыч лемым шолташ, а киндым кочышо ложаш дене пышташ тӱҥале.
О том, что питание стало невыносимым, люди не раз говорили и десятникам, и приказчику, и самому хозяину.	Начар пукшымо нерген нуно десятниклан, приказчиклан да озалан шканжат ойлат.
Но ответ был один: «Потерпите...	Но вашмут икте лийын: «Чытыза...
Сейчас война...	Кызыт сар...
Продукты достать трудно...	Продуктым муаш йӧсӧ...
На днях что-нибудь придумаем».	Тиде кечылаште иктаж шотым ыштена».
Проходили дни, но все оставалось по-прежнему.	Кече-влак эртат, но чылажат тошто семынак кодеш.
Поужинав, сплавщики развесили промокшую одежонку на жердях у костра и приуныли.	Кас кочкыш деч вара сплавщик-влак тулдӱр воктелан кашташ ночко вургемыштым сакалат, шкешт ӱҥгыргат.
Молодые стали пытаться развеселить товарищей.	Самырык-влак йолташыштым веселитлаш тӧчат.
Чопан принес гусли и заиграл.	Чопан к ӱслем кондыш да шокташ тӱҥале.
Назаров, лихо отплясывая, запел:	Назаров, чолган тавалтен, муралтен колтыш:
Эх, топни нога!	Эх, тавалте, йолем!
Не жалей сапога...	Ит чамане кемем...
Но лихие запевки подхватили немногие.	Но чолга мурым шагалын авалтышт.
Кто-то затянул:	Ала-кӧ шуялтыш:
Из-за острова на стрежень,	Отро шеҥгечын ончык,
На простор речной волны...	Эҥер толкынын йоҥгыдыш...
Эта русская раздольная песня нравится сплавщикам, они хорошо знают ее.	Тиде кумдан йоҥгалтьше руш муро сплавщик-влаклан келша, нуно тудым сайын палат.
Сплавщики дружно подхватывают ее, и их голоса, сливаясь в мощный хор, доносятся до Пенькова, сидящего в кошевой за подсчетами.	Сплавщик-влак тудым рӱж авалтышт, да нунын йӱкышт, ик тале хорыш ушнен, Пеньков деке шуэш; тудыжо кошевойышто ала-мом шотлен шинча.
Хозяин недовольно морщит лоб, прикрывает уши руками, но песня проникает и через его пухлые, покрытые рыжими волосами, пальцы:	Оза кумылдымын саҥгажым куптырта, пылышым кидше дене петыра, но муро тудын коя, тул тӱсан пун дене петырналтше парнялаж кокла гычат пура:
Не видала ты подарка	Ужын отыло тый пӧлекым
От донского казака...	Донысо казак дечын...
«Пожалуй, эти черти мне кое о чем намекают, — мелькнула у Пенькова мысль, — сейчас время тревожное.	«Пожале, нине ия-влак мыланем ала-мом туштен мурат, — шоналтыш Николай. — Жап кызыт сай огыл.
В городах рабочие бастуют, восстают против хозяев.	Олалаште пашазе-влак бастоватлат, оза ваштареш кынелыт.
Как бы чего похожего не случилось и здесь.	Иктаж-мо тыштат лийын ынже кай.
Тогда и я могу стать «подарком».	Тунам мыланем нуно "пӧлекым" ончыктат...
Может, немного улучшить лесорубам питание...»	Чодыра руышо-влаклан ала кочкышым изиш саемдышын кояш?.."
Пеньков подсчитал, во сколько ему это обойдется, и пришел к выводу, что улучшать питание сейчас невыгодно.	Чыла тидым ышташ гын, могай роскот лиймым шогтлышат, шоналтыш: кочкышым саемдаш кызыт шотлан ок тол.
Размышления хозяина прервали слова новой песни:	Озан шонкален шинчымыжым у муро йӱк кӱрльӧ:
Отречемся от старого мира...	Кораҥына тошто тӱня деч...
Последний раз Пеньков слышал эту песню перед началом сплава.	Тиде мурым Пеньков пытартыш гана шоло волташ тӱҥалме годым колын ыле.
Но тогда он был пьян и не совсем ясно понял, что к чему.	Но тунам тудо йӱшӧ лийын; мо ойлалтме нерген огешат шарне.
Сейчас же прекрасно все понимал.	А кызыт пеш раш умыла.
— Пусть прекратят петь!..	— Тек мурымым чарнат!
Пусть сейчас же прекратят! — крикнул Пеньков, сидящему за перегородкой Горлову.	Тек кызытак чарнат! — кычкырале Пеньков вес пӧлемыште шинчыше Горловлан.
Тот выбежал из кошевой и закричал:	Тудыжо кошевой гыч куржын лекте да кычкырал колтыш:
— Кончай!..	— Пытаре!..
Хватит!..	Ситыш!
Чего завыли, черти!..	Мом ияла урмыжыда!..
Нельзя петь эту песню!..	Тиде мурым мураш ок лий!
Люди не обращают внимания на эти выкрики.	Еҥ-влак тиде кычкырымым шотыш огыт нал.
А сочный баритон Назарова, перекрывая все голоса, гудит:	А Назаров кӱжгӧ йӱкшӧ моло йӱкым леведын йоҥга:
Вставай, подымайся, рабочий народ...	Кынел, нӧлталалт, пашазе калык...
Горлов кричал и размахивал руками до тех пор, пока не окончилось пение.	Горлов мурен чарнымешке кычкыркалыш да кидшым рӱзкалыш.
Бормоча проклятия по адресу «смутьянов» и «подстрекателей», он направился к кошевой.	"Ормыжвуй" ден "шишланыше"-влакым карген-вудыматен, кошевой велыш тарваныш.
Убедившись в том, что приказчик ушел, Румелёв произнес:	Приказчикын каен йоммыжым ужын, Румелёв каласыш:
— Сейчас нас кормят тухлой рыбой, а скоро питание будет еще хуже.	— Кызыт мыланна, шопо колым гына пукшат, а вашке кочкыш эшеат шӱкшӧ лиеш.
Тогда и петь не захочешь.	Тунам мурымет пешыжак ок шу.
Мы лишены всяких прав.	Мемнан нимогай правана уке.
Пока мы работаем, пока у нас есть силенка, мы нужны.	Пашам ыштен кертына, ӱнарна улмо годым гына ме кӱлына.
А случись кому из нас заболеть, попасть под лесину или состариться, тогда хозяин нас выгонит.	А иктаж-кӧ мемнан кокла гыч ерлана, пушеҥге йымак логалеш але шоҥгемеш гын, тунам оза мемнам поктен луктеш.
Кто поможет нам?	Кӧ мыланна полша?
Никто!	Иктат!
Что тогда делать?	Тунам мом ышташ?
Повесить через плечо суму и нищенствовать.	Ваче гоч котомкам сакаш да кӱчаш каяш.
Вот что нас ждет в будущем.	Теве мо мемнам ончыкыжым вуча.
— А ведь это правда, — отозвался вдруг Эргубаев.	— А тидыже чын, — пеҥгыдемдыш кенета Эргубаев.
Все посмотрели в его сторону.	Чыланат тудын велыш ончальыч.
Эргубаев оживился.	Эргубаев ылыже.
— А разве не правда?...	— Чын огыл мо вара?
Вот я скажу о себе.	Теве мый шке нергенем ойлем.
Пять лет назад я был приказчиком, но стал стар и теперь хожу в десятниках.	Вич ий ончыч мый приказчик ыльым, но шоҥгемым да ынде десятниклан коштам.
А через год-два Пеньков снимет и с десятников.	А ик-кок ий гыч Пеьков десятник гычат кораҥда.
Что мне останется?	Мылам мом ышташ кодеш?
Идти сплавщиком — силенки не те.	Шолым волташ каяш вием ожнысо гай огыл.
Вот и придется одевать суму...	Котомкатым чияшет перна...
— То-то, — отозвался Сивагат.	— Туге-туге, — вашешта Сивагат.
— Дошло, наконец, и до тебя.	— Ындыже тыят умылен шуктышыч аман.
По-другому запел...	Вес семын мураш тӱҥальыч...
Румелев хотел было опять заговорить, но, заметив подошедшего к костру сухопарого Горлова, умолк.	Румелёв адакат ойлаш тӱҥалын ыле, но тулото дек какши Горловын лишеммыжым ужын, шыпланыш.
Достал из кармана кисет и стал сворачивать цыгарку.	Кӱсенже гыч тамакым лукто да пӱтыраш пиже.
Горлов обвел колючим взглядом сплавщиков и, задержавшись на Румлеве, спросил:	Горлов шолым волтышо-влакым шӱтен ончале да, Румелёв деран чарналтен, йодо:
— Скоро кончится твоя сказка?	— Тыйын йомакет вашке пыта?
Агитацию разводишь?!.	— Але тый агитацийым колтет?
А ну, расходись!..	А ну шалане!..
Не то сейчас же костер расшвыряю!..	Уке гын чыла тулдам чумен кышкем!..

— Вечером пойдем на заторную плясать под гусли.

— Кастене кӱсле дене кушташ заторныйыш каена.

— Я сегодня не пойду...

— Мый таче ом кай...

Устала — сил нет.

Ноенам — вий уке...

— Ну, как знаешь...

— Шке палет...

А я пойду, — бросила ей подруга, а сама подумала: «Вот и хорошо.

А мый каем, — кудалтыш тудлан йолташ ӱдыржӧ, а шкеже шоналтыш: «Тидыже пеш йӧрас.

Значит, никто мне не помешает довести наговор до конца».

Тугеже шӱведымемым мучаш марте шукташ иктат ок мешае".

И она запела песню о тоскующем сердце девушки, о ее разлуке с любимым дружком:

Да тудо ойгырышо ӱдыр шӱм нерген, тудын йӧратыме таҥже деч ойырлымыж нерген муралтен колтыш:

У меня есть перина

Мыйын уло тӧшакем

Из пуха кукушки,

Куку пун гычын,

Из пера соловья.

Шӱшпык пун гычын.

В изголовьи подушки...

Кӱпчык вуйыштемак...

Говорила ж — не надо

Ойлышым вет — огеш кӱл

Стелить и взбивать,

Шараш да оварташ,

Говорила ж, разлуки нам

Ойлышым вет, ойырлыде

Не миновать...

Огеш лий...

После трудового дня сплавщики, как всегда, расположились у костра.

Паша кече деч вара сплавщик-влак молгунамсылак тулото воктелан верланышт.

Их лица измождены и обросли бородами.

Чурийыште ярныше, пондаш кушкын пытен.

В ожидании ужина люди дымят дешевым табаком-крошенкой и говорят о войне, о рабочих волнениях и о своих невзгодах.

Кас кочкышым вучышыла, еҥ-влак руэн тыгыдемдыме шулдакан тамакым шупшыт, сар нерген, пашазе-влакын лӱшкымышт нерген да шкеныштын ойгышт нерген кутырат.

Принесли бачок с едой.

Кочкыш бачокым кондышт.

Горячее варево пахнет тухлой рыбой.

Шокшо шолтыш шопо кол дене ӱпша.

Голодные люди не обращают на это внимания, они торопливо едят уху большими деревянными ложками.

Но еҥ-влак тиде ӱпшлан тунемыныт. Нуно кече еда тыгай шӱрым кочкыт. Совла кугу.

В начале работ на сплаве Николай Пеньков, стараясь расположить к себе рабочих, кормил их неплохо, угощал водкой и обещал по окончании сплава дать каждому «на чай».

Мольым тарватыме годым чодыра промышленник Николай Пеньков бурлак-влакын кумылыштым нӧлталын ыле. Тунам аракамат руштмеш йӱктыш, сайын пукшыш, чодырам волтен шуктымеке, «на чай» пуаш лие.

Но сейчас, когда пройдено больше половины пути и дело подходит к концу, он забыл о своих обещаниях.

Но кызыт, пеле утла корным эртымек, паша мучашке лишемме годым, тудо шке сӧрымыжым мондыш.

Стараясь снизить расходы на сплаве, он первым делом решил экономить на питании рабочих.

Шолым волтымаште роскотым иземдаш тӧчен, тудо эн ондак пашазе-влакым пукшымаште аныклаш лие.

Теперь вместо щей повар Гриша был вынужден готовить уху из тухлой соленой рыбы и похлебку из прелого гороха, а хлеб печь из заплесневшей прогорклой муки.

Ынде повар Гриша шыл шӱр олмеш шопо кол шӱрым, пунышкышо пурса гыч лемым шолташ, а киндым кочышо ложаш дене пышташ тӱҥале.

О том, что питание стало невыносимым, люди не раз говорили и десятникам, и приказчику, и самому хозяину.

Начар пукшымо нерген нуно десятниклан, приказчиклан да озалан шканжат ойлат.

Но ответ был один: «Потерпите...

Но вашмут икте лийын: «Чытыза...

Сейчас война...

Кызыт сар...

Продукты достать трудно...

Продуктым муаш йӧсӧ...

На днях что-нибудь придумаем».

Тиде кечылаште иктаж шотым ыштена».

Проходили дни, но все оставалось по-прежнему.

Кече-влак эртат, но чылажат тошто семынак кодеш.

Поужинав, сплавщики развесили промокшую одежонку на жердях у костра и приуныли.

Кас кочкыш деч вара сплавщик-влак тулдӱр воктелан кашташ ночко вургемыштым сакалат, шкешт ӱҥгыргат.

Молодые стали пытаться развеселить товарищей.

Самырык-влак йолташыштым веселитлаш тӧчат.

Чопан принес гусли и заиграл.

Чопан к ӱслем кондыш да шокташ тӱҥале.

Назаров, лихо отплясывая, запел:

Назаров, чолган тавалтен, муралтен колтыш:

Эх, топни нога!

Эх, тавалте, йолем!

Не жалей сапога...

Ит чамане кемем...

Но лихие запевки подхватили немногие.

Но чолга мурым шагалын авалтышт.

Кто-то затянул:

Ала-кӧ шуялтыш:

Из-за острова на стрежень,

Отро шеҥгечын ончык,

На простор речной волны...

Эҥер толкынын йоҥгыдыш...

Эта русская раздольная песня нравится сплавщикам, они хорошо знают ее.

Тиде кумдан йоҥгалтьше руш муро сплавщик-влаклан келша, нуно тудым сайын палат.

Сплавщики дружно подхватывают ее, и их голоса, сливаясь в мощный хор, доносятся до Пенькова, сидящего в кошевой за подсчетами.

Сплавщик-влак тудым рӱж авалтышт, да нунын йӱкышт, ик тале хорыш ушнен, Пеньков деке шуэш; тудыжо кошевойышто ала-мом шотлен шинча.

Хозяин недовольно морщит лоб, прикрывает уши руками, но песня проникает и через его пухлые, покрытые рыжими волосами, пальцы:

Оза кумылдымын саҥгажым куптырта, пылышым кидше дене петыра, но муро тудын коя, тул тӱсан пун дене петырналтше парнялаж кокла гычат пура:

Не видала ты подарка

Ужын отыло тый пӧлекым

От донского казака...

Донысо казак дечын...

«Пожалуй, эти черти мне кое о чем намекают, — мелькнула у Пенькова мысль, — сейчас время тревожное.

«Пожале, нине ия-влак мыланем ала-мом туштен мурат, — шоналтыш Николай. — Жап кызыт сай огыл.

В городах рабочие бастуют, восстают против хозяев.

Олалаште пашазе-влак бастоватлат, оза ваштареш кынелыт.

Как бы чего похожего не случилось и здесь.

Иктаж-мо тыштат лийын ынже кай.

Тогда и я могу стать «подарком».

Тунам мыланем нуно "пӧлекым" ончыктат...

Может, немного улучшить лесорубам питание...»

Чодыра руышо-влаклан ала кочкышым изиш саемдышын кояш?.."

Пеньков подсчитал, во сколько ему это обойдется, и пришел к выводу, что улучшать питание сейчас невыгодно.

Чыла тидым ышташ гын, могай роскот лиймым шогтлышат, шоналтыш: кочкышым саемдаш кызыт шотлан ок тол.

Размышления хозяина прервали слова новой песни:

Озан шонкален шинчымыжым у муро йӱк кӱрльӧ:

Отречемся от старого мира...

Кораҥына тошто тӱня деч...

Последний раз Пеньков слышал эту песню перед началом сплава.

Тиде мурым Пеньков пытартыш гана шоло волташ тӱҥалме годым колын ыле.

Но тогда он был пьян и не совсем ясно понял, что к чему.

Но тунам тудо йӱшӧ лийын; мо ойлалтме нерген огешат шарне.

Сейчас же прекрасно все понимал.

А кызыт пеш раш умыла.

— Пусть прекратят петь!..

— Тек мурымым чарнат!

Пусть сейчас же прекратят! — крикнул Пеньков, сидящему за перегородкой Горлову.

Тек кызытак чарнат! — кычкырале Пеньков вес пӧлемыште шинчыше Горловлан.

Тот выбежал из кошевой и закричал:

Тудыжо кошевой гыч куржын лекте да кычкырал колтыш:

— Кончай!..

— Пытаре!..

Хватит!..

Ситыш!

Чего завыли, черти!..

Мом ияла урмыжыда!..

Нельзя петь эту песню!..

Тиде мурым мураш ок лий!

Люди не обращают внимания на эти выкрики.

Еҥ-влак тиде кычкырымым шотыш огыт нал.

А сочный баритон Назарова, перекрывая все голоса, гудит:

А Назаров кӱжгӧ йӱкшӧ моло йӱкым леведын йоҥга:

Вставай, подымайся, рабочий народ...

Кынел, нӧлталалт, пашазе калык...

Горлов кричал и размахивал руками до тех пор, пока не окончилось пение.

Горлов мурен чарнымешке кычкыркалыш да кидшым рӱзкалыш.

Бормоча проклятия по адресу «смутьянов» и «подстрекателей», он направился к кошевой.

"Ормыжвуй" ден "шишланыше"-влакым карген-вудыматен, кошевой велыш тарваныш.

Убедившись в том, что приказчик ушел, Румелёв произнес:

Приказчикын каен йоммыжым ужын, Румелёв каласыш:

— Сейчас нас кормят тухлой рыбой, а скоро питание будет еще хуже.

— Кызыт мыланна, шопо колым гына пукшат, а вашке кочкыш эшеат шӱкшӧ лиеш.

Тогда и петь не захочешь.

Тунам мурымет пешыжак ок шу.

Мы лишены всяких прав.

Мемнан нимогай правана уке.

Пока мы работаем, пока у нас есть силенка, мы нужны.

Пашам ыштен кертына, ӱнарна улмо годым гына ме кӱлына.

А случись кому из нас заболеть, попасть под лесину или состариться, тогда хозяин нас выгонит.

А иктаж-кӧ мемнан кокла гыч ерлана, пушеҥге йымак логалеш але шоҥгемеш гын, тунам оза мемнам поктен луктеш.

Кто поможет нам?

Кӧ мыланна полша?

Никто!

Иктат!

Что тогда делать?

Тунам мом ышташ?

Повесить через плечо суму и нищенствовать.

Ваче гоч котомкам сакаш да кӱчаш каяш.

Вот что нас ждет в будущем.

Теве мо мемнам ончыкыжым вуча.

— А ведь это правда, — отозвался вдруг Эргубаев.

— А тидыже чын, — пеҥгыдемдыш кенета Эргубаев.

Все посмотрели в его сторону.

Чыланат тудын велыш ончальыч.

Эргубаев оживился.

Эргубаев ылыже.

— А разве не правда?...

— Чын огыл мо вара?

Вот я скажу о себе.

Теве мый шке нергенем ойлем.

Пять лет назад я был приказчиком, но стал стар и теперь хожу в десятниках.

Вич ий ончыч мый приказчик ыльым, но шоҥгемым да ынде десятниклан коштам.

А через год-два Пеньков снимет и с десятников.

А ик-кок ий гыч Пеьков десятник гычат кораҥда.

Что мне останется?

Мылам мом ышташ кодеш?

Идти сплавщиком — силенки не те.

Шолым волташ каяш вием ожнысо гай огыл.

Вот и придется одевать суму...

Котомкатым чияшет перна...

— То-то, — отозвался Сивагат.

— Туге-туге, — вашешта Сивагат.

— Дошло, наконец, и до тебя.

— Ындыже тыят умылен шуктышыч аман.

По-другому запел...

Вес семын мураш тӱҥальыч...

Румелев хотел было опять заговорить, но, заметив подошедшего к костру сухопарого Горлова, умолк.

Румелёв адакат ойлаш тӱҥалын ыле, но тулото дек какши Горловын лишеммыжым ужын, шыпланыш.

Достал из кармана кисет и стал сворачивать цыгарку.

Кӱсенже гыч тамакым лукто да пӱтыраш пиже.

Горлов обвел колючим взглядом сплавщиков и, задержавшись на Румлеве, спросил:

Горлов шолым волтышо-влакым шӱтен ончале да, Румелёв деран чарналтен, йодо:

— Скоро кончится твоя сказка?

— Тыйын йомакет вашке пыта?

Агитацию разводишь?!.

— Але тый агитацийым колтет?

А ну, расходись!..

А ну шалане!..

Не то сейчас же костер расшвыряю!..

Уке гын чыла тулдам чумен кышкем!..