d0rj/ru-mhr-parallel · Datasets at Hugging Face

ru stringlengths 2 1.74k	mhr stringlengths 2 1.63k
— А насчет жалованья?	— А пашадар шотышто?
— О жаловании поговорим завтра.	— Пашадар нерген эрла мутланена.
— И Пеньков, дружески похлопывая по плечу стоящих вблизи сплавщиков, направился к кошевой.	— Да Пеньков, лишнырак шогышо сплавщик-влакым вачышт гыч йолташ семын вӱчкалтен, кошевой велыш кайыш.
Когда за ним захлопнулась дверь, Румелёв обвел взглядом людей и сказал:	Почешыже омса тӱчылтмек, Румелёв еҥ-влакым ончале да каласыш:
— Не отступим, товарищи!	— Она чакне, йолташ-влак!
Раз он обещал, значит, будем ждать.	— Сӧрен гын, вучаш тӱҥалына.
Если же завтра не выполнит наших требований — на работу не выйдем.	Мемнан йодмынам эрлак ок шукто гын, пашаш она лек.
Как только забрезжил рассвет, табельщик вышел и стал поднимать людей.	Волгыжаш тӱҥалме годым табельщик лекте да еҥ-влакым кынелташ тӱҥале.
Но сплавщики не вставали.	Но сплавщик-влак огыт кынел.
— Стройся! — кричал табельщик.	— Стройыш шогалза! — кычкыра табельщик.
— На работу сегодня не пойдем, — отвечал Румелёв.	— Пашаш тачяе она кае, — вашештыш Румелёв.
— Вот поговорим с хозяином, а там видно будет!	— Теве оза дене кутырен налына, а вара тушто ужына.
Табельщик сунул конторскую книгу под мышку и поспешил к кошевой.	Табельщик папкыжым коҥла йымак ӧндале да кошевойыш волен кайыш.
Едва он скрылся за бугром, Румелёв встал и напомнил сплавщикам, что на работу выходить нельзя до тех пор, пока хозяин, не уступит.	Тудын чоҥга шеҥгек йоммекыже, Румелёв кынел шогале да сплавщик-влаклан ушештарыш: оза огеш чакне гын, тумарте пашаш лекташ огыл.
— В том, что Горлов пошел на дно, мы не виноваты, — говорил Румелёв, — он сам обозлил людей.	— Горлов вӱд йымак каен гын, ме титакан огынал, — ойла Румелёв, — тудо шке еҥ-влакым сырыктен.
Конечно, в этом нет ничего хорошего, но даже если хозяин и сообщит, то все равно мы не должны отступать.	Конешне, тыште нимо сайжат уке, но но оза увертара гынат, ме садикте шеҥгек чакнышаш огынал.
Пеньков, поднявшись на берег, с презрением поглядел на сплавщиков:	Пеньков сер ӱмбак кӱзышат, сплавщик-влакым йырнен ончале:
— Вы поели?	— Те кочкын улыда?
— Бурду поели, — ответил Назаров.	— Мушкылтышым кочкын улына, — вашештыш Назаров.
— А почему не идете работать?	— А молан пашаш ода кае?
— Вчера вы убили человека, а сегодня поднимаетесь против меня?!	— Теҥгече те еҥым пуштында, а таче мыйын ваштареш шогалаш?1
Вы думаете, что утопили приказчика и на этом все — шито-крыто?!	Те шонеда чай: приказчикым вӱдыш шуымо, тидын дене чыла пыта?!
— Они и тело не хотят искать, — вставил один из десятников.	— Да капшым лукташыжат огыт шоно. — Коклаш пурыш илалше десятник.
— За Горлова в Сибирь могут попасть не один и не два человека, — продолжал запугивать Пеньков.	— Горлов верч Сибирьыш ик але кок еҥ веле огыл логал кертеш, — лӱдыктылеш умбакыже Пеньков.
— Идите, родные, на работу.	— Кайыза, родем-влак, пашашке.
Держите высоко свою рабочую честь.	Шке пашазе чапдам кӱшнӧ кучыза.
А в отношении жалования сделаю все, как только выйдем к Волге.	А пашадар шотышто, Юл деке лектын гына шуктена, мый чыла ыштем.
Тому, кто будет работать хорошо, я и жалование прибавлю и «на чай» дам.	Пашам сайын ыштышылан пашадарымат кӱзыктем, "чайланат" пуэм.
Вам и раньше я говорил: если на Волгу выйдем первыми, вы заслужите великую славу.	Мый ондакат тыланда ойленам: Юл деке ме икымше лектына гын, те пеш кугу чапым суледа.
— Повысь жалование, и мы сегодня же пойдем работать, — зашумели сплавщики.	— Пашадарым кӱзыктӧ, ме кеч тачак пашаш каена, — рӱжгалтышт сплащик-влак.
— Не нужна нам такая слава!	— Мыланна тыгай чап ок кӱл!
Румелёв подошел к Пенькову:	Румелёв Пеньков деке тольо:
— Николай Петрович, вчера ты обещал нам...	— Теҥгече тый, Николай Петрович, мыланна сӧрышыч...
Пеньков повернул голову к табельщику и поманил его пальцем.	Пеньков вуйжым табельщик велыш савырнале да парняж дене ӱжӧ.
Тот подошел к хозяину и протянул ему конторскую книгу.	Тудыжо оза дек тольо да тудлан контор книгам шуялтыш.
Пеньков раскрыл ее и заглянул в список рабочих.	Пеньков тудым почо да пашазе-влак спискым ончале.
— Как твое прозвание? — спросил он Румелёва.	— Кузе тыйын лӱмет? — йодо Румелёв деч.
Тот назвал себя.	Тудыжо каласыш.
Пеньков взял привязанный к книге тесемкой красный карандаш и вычеркнул фамилию Румелёва из списка.	Пеньков табель книгаш кылден сакалтыме йошкар карандашым нале да фРумелёвын фамилийжым списке гыч удырале.
Затем он зачеркнул еще с десяток фамилий сплавщиков и вернул книгу табельщику.	Вара тудо сплавщик-влакын эше лу наре фамилийыштым удырале да книгам табельщиклан пӧртылтыш.
— Так вот, — продолжал Пеньков, — для вас открыты все дороги.	— Тыге теве, мутшым шуйыш Пеньков, — тыланда чыла корно почылтын.
Можете убираться на все четыре стороны.	Чыла ныл велышкат шикшалт кертыда.
Завтра ко мне придут другие рабочие, а остальные сейчас же идите работать.	Эрла мый декем вес пашазе-влак толыт, а молышт кызытак пашаш тарваныза.
Кормить дармоедов я не буду.	Мый арамлогар-влаакым пукшаш ом тӱҥал.
Десятники, а ну, за дело!	Ну, десятник-влак, пашашке!
— Врешь!	— Ондалет!
Мы никуда не пойдем! — крикнул Назаров.	— Ме нигушкат она кай! — кычкырал колтыш Назаров..
— Сперва дай расчет, повысь жалованье!	— Ондак рошотым ыште, пашадарым кугемде!
Но Пеньков, словно не слыша выкриков, зашагал к кошевой.	Но Пеньков, кычкыркалыме йӱкым колдымыла, кошевой могырыш ошкыльо.
Десятники стали собирать людей, но дело у них не клеилось.	Десятник-влак еҥ-влакым чумыраш тӱҥальыч, но пашашт нуныфн ок воране.
Кое-как уговорили человек тридцать покорных и ушли с ними вниз по Кокшаге.	Иктаж кумло ӱҥышӧ еҥым поген, десятник-влак Какшан воктен волен кайышт.
Уволенные собрались около Румелёва.	Румелёв йыр ынде паша гыч кораҥдыме-влак чумыргышт.
Их окружили и те, кто решил бастовать до конца.	Нунын йыр мучаш марте бастоватлаш шонышо-влакат погынышт.
— Ну, что будем делать?	Ну, мом ышташ тӱҥалына?
Пойдем домой или сначала потребуем расчет?	Мӧҥгыш каена але рошотым йодына?
— Никуда не уходите, — сказал Румелёв.	— Иктат нигушкат ида кай, — ойла Румелёв.
— Что же касается расчета, то хозяин не сможет нам его здесь дать.	— Рошот шотышто ойлаш9 гын, оза тудым мыланна тыште пуэн ок керт.
За расчетом нам нужно явиться к нему в контору, в Царевококшайск.	Рошотлан тудын дек конторыш, Чарлаш мияш кӱлеш.
А это можно будет сделать тогда, когда Пеньков вернется с Волги.	А тидым Пеньковын Юл гыч пӧртылмекыже веле ышташ лиеш.
Здесь же мы сильнее его.	Тыште гын ме туддеч виянрак улына.
Прошли те времена, когда мы боялись хозяина.	Оза деч лӱдын илыме жапна эртен.
— Пока не победим, отсюда ни шагу, — поддержал Румелёва Чопан.	— Озам сеҥымеш, вер гыч ида тарване, — Румелёвлан полшен манеш Чолпаев.
— Да.	— Туге.
Если мы отступим, он, шайтан толстопузый, обрадуется, — согласился Назаров.	Чакнена гын, тудо, кугу мӱшкыр шайтан, куана веле, — келша Назаров.
И сплавщики решили ждать до вечера.	Сплавщик-влак шке коклаштышт кас марте каҥашышт.
А вечером Пеньков хорошо накормил тех, кто ходил на работу, а остальным не дал ни ложки варева, ни крошки хлеба.	А кастене пашаш мийыше-влакым оза поснак сайын пукшыш, а молыштлан ик совла шӱрымат, кинде пудыргымат ышт пу.
Это еще больше разозлило людей.	Тидыже еҥ-влакым эше чотрак сырыктыш.
Румелёв подошел к Чопану и попросил:	Румелёв, эркынрак ошкылын, Чопан дек мийыш.
— Браток, сыграй-ка на гуслях!	— Шольым, кӱслетым шокталте-ян.
Чолпаев сходил на кухню, принес гусли и, присев у костра, заиграл.	Чолпаев, кухньыш миен, кӱслежым налын тольо да, тулото деке шинчын, шокташ тӱҥале.
Вокруг него стали собираться люди.	Калык кӱслезе йыр чумырга.
Румлев прислушивался к разговорам и обдумывал создавшееся положение.	Румелёв тулдӱрышӧ колыштеш, а вуйыштыжо шонымаш пӧрдеш.
«Забастовка началась хорошо.	Забастовкым сайын тӱҥалме.
Правда, ее поддержали не все.	Туге гынат тышке чылан ушнен огытыл.
Ясно, что хозяин хочет во что бы то ни стало сорвать забастовку.	Забастовкым сеҥышаш верч оза тайныштше-влакым кучылтеш.
Нужно что-то предпринять...»	Ала-мом-гынат ыштыман..."
Размышления Румелёва прервали подошедшие к костру сплавщики с зачистки.	Румелёвын шонкалымыжым тулото деке зачистке гыч толшо сплавщик-влак лугыч ыштышт.
Они принесли хлеб, рыбу и даже колбасу.	Нуно киндым, колым да эсогыл колбасам конденыт.
Это товарищеское участие ободрило Румелёва.	Тыгай йолташ койыш Румелёвын кумылжым нӧлтале.
К Чопану подсела Матра и ласково зашептала:	Чопан воктек Матрана шинче да шыман гына йышт пелештыш:
— Чопуш, я узнала, что вас здесь не кормят, и на сердце у меня стало так нехорошо, что я не вытерпела и пришла к тебе.	— Чопуш, тендам тыште огыт пукшо манмым кольымат, шӱмемлан ньыге-нюго веле чучын колтыш, шым чыте, тый декет теве тольым.
На, поешь немножко.	На, изишак коч.
Вот хлеб, сахар, колбаса и конфетка.	Теве кинде, сакыр, колбаса да кампетке.
— Спасибо, Матра, — отозвался Чопан.	— Тау, Матрана! — пелешта Чопан.
И пока он ел, девушка осторожно проводила по шее юноши цветущей веточкой черемухи.	Тудын кочмо жапыште ӱдыр рвезын шӱйжым пеледше ломбо укш дене шекланен йыгалта.
— А комары-то как взбесились, — вкрадчиво говорила она, а сама мысленно три раза произнесла слова наговора: «Как соловей сел на эту ветку черемухи...»	— Шыҥажат орен веле толашатыс, — йыштырак мане тудо, а ушыж шӱвалме мутым кум гана ойла: «Тиде ломбо укшыш шӱшпык шинчын...»
К костру подошла Чачи.	Тулото дек Чачиат толын.
Увидев, что Чопан ест пищу, принесенную Матрой, она отдала хлеб и колбасу Румелёву, отошла в сторонку и стала наблюдать за Матрой и Чопаном.	Матранан кондымо кочкышым Чопанын кочмым ужын, тудо киндыжым да колбасажым Румелёвлан пуыш, ӧрдыжкӧ кораҥе Матрана ден Чопаным эскераш пиже.
Ласковый шепот Матры, цветущая ветка черемухи, которой девушка проводила по шее Чопана, и его веселое, улыбающееся лицо — все это не понравилось Чачи.	Матранан шыма йӱкшӧ, Чопанын шӱйжым ӱдырын пеледше ломбо укш дене йыгалтымыже, тудын веселан шыргыжше чуроийже — чыла тиде Чачилан ыш келше.
Она низко опустила голову, утерла кончиком платка навернувшиеся слезинки и тихо побрела к себе на зачистку.	Тудо вуйжым ӱлык сакыш, шовыч лук дене шинчавӱдшым ӱштыльӧ да шкеж деке зачисткыш соптыртатыш.
Перекусив, Румелёв решил потолковать с рабочими о продолжении забастовки.	Пурлалмек, Румелёв пашазе-влак дене забастовкым шуйымо нернген мутланаш лие.
Обращаясь к одному из пожилых сплавщиков, он страстно заговорил:	Ик шоҥго сплавщик деке мелын лийын, тудо шокшешт ойла:
— Кто наживает горб и льет пот на заводах и фабриках?	— Заводышто да фабрикыште, тупым пӱгыртен, пӱжвӱдым кӧмыт йоктарат?
Рабочие!..	Пашазе-влак!..
Кто мокнет в лесу и на молевом сплаве?	Чодыраште да мольышто, нӧрен, кӧ пашам ышта?
Мы, лесорубы и сплавщики!	Ме, чодыра руышо ден сплавщик-влак!
А кто богатеет и жиреет?	А кӧ тудын пӱжвӱдшӧ дене поя да коям пога?
В городах — заводчики и фабриканты, а здесь в лесу — лесопромышленники.	Олалаште — заводчик ден фабрикант-влак, а тыште — чодыра промышленник.
Возьмите нашего хозяина Пенькова.	Налза мемнан озанам Пеньковым.
Почему он так растолстел?	Молан тудо тынар кӱжгемын?

— А насчет жалованья?

— А пашадар шотышто?

— О жаловании поговорим завтра.

— Пашадар нерген эрла мутланена.

— И Пеньков, дружески похлопывая по плечу стоящих вблизи сплавщиков, направился к кошевой.

— Да Пеньков, лишнырак шогышо сплавщик-влакым вачышт гыч йолташ семын вӱчкалтен, кошевой велыш кайыш.

Когда за ним захлопнулась дверь, Румелёв обвел взглядом людей и сказал:

Почешыже омса тӱчылтмек, Румелёв еҥ-влакым ончале да каласыш:

— Не отступим, товарищи!

— Она чакне, йолташ-влак!

Раз он обещал, значит, будем ждать.

— Сӧрен гын, вучаш тӱҥалына.

Если же завтра не выполнит наших требований — на работу не выйдем.

Мемнан йодмынам эрлак ок шукто гын, пашаш она лек.

Как только забрезжил рассвет, табельщик вышел и стал поднимать людей.

Волгыжаш тӱҥалме годым табельщик лекте да еҥ-влакым кынелташ тӱҥале.

Но сплавщики не вставали.

Но сплавщик-влак огыт кынел.

— Стройся! — кричал табельщик.

— Стройыш шогалза! — кычкыра табельщик.

— На работу сегодня не пойдем, — отвечал Румелёв.

— Пашаш тачяе она кае, — вашештыш Румелёв.

— Вот поговорим с хозяином, а там видно будет!

— Теве оза дене кутырен налына, а вара тушто ужына.

Табельщик сунул конторскую книгу под мышку и поспешил к кошевой.

Табельщик папкыжым коҥла йымак ӧндале да кошевойыш волен кайыш.

Едва он скрылся за бугром, Румелёв встал и напомнил сплавщикам, что на работу выходить нельзя до тех пор, пока хозяин, не уступит.

Тудын чоҥга шеҥгек йоммекыже, Румелёв кынел шогале да сплавщик-влаклан ушештарыш: оза огеш чакне гын, тумарте пашаш лекташ огыл.

— В том, что Горлов пошел на дно, мы не виноваты, — говорил Румелёв, — он сам обозлил людей.

— Горлов вӱд йымак каен гын, ме титакан огынал, — ойла Румелёв, — тудо шке еҥ-влакым сырыктен.

Конечно, в этом нет ничего хорошего, но даже если хозяин и сообщит, то все равно мы не должны отступать.

Конешне, тыште нимо сайжат уке, но но оза увертара гынат, ме садикте шеҥгек чакнышаш огынал.

Пеньков, поднявшись на берег, с презрением поглядел на сплавщиков:

Пеньков сер ӱмбак кӱзышат, сплавщик-влакым йырнен ончале:

— Вы поели?

— Те кочкын улыда?

— Бурду поели, — ответил Назаров.

— Мушкылтышым кочкын улына, — вашештыш Назаров.

— А почему не идете работать?

— А молан пашаш ода кае?

— Вчера вы убили человека, а сегодня поднимаетесь против меня?!

— Теҥгече те еҥым пуштында, а таче мыйын ваштареш шогалаш?1

Вы думаете, что утопили приказчика и на этом все — шито-крыто?!

Те шонеда чай: приказчикым вӱдыш шуымо, тидын дене чыла пыта?!

— Они и тело не хотят искать, — вставил один из десятников.

— Да капшым лукташыжат огыт шоно. — Коклаш пурыш илалше десятник.

— За Горлова в Сибирь могут попасть не один и не два человека, — продолжал запугивать Пеньков.

— Горлов верч Сибирьыш ик але кок еҥ веле огыл логал кертеш, — лӱдыктылеш умбакыже Пеньков.

— Идите, родные, на работу.

— Кайыза, родем-влак, пашашке.

Держите высоко свою рабочую честь.

Шке пашазе чапдам кӱшнӧ кучыза.

А в отношении жалования сделаю все, как только выйдем к Волге.

А пашадар шотышто, Юл деке лектын гына шуктена, мый чыла ыштем.

Тому, кто будет работать хорошо, я и жалование прибавлю и «на чай» дам.

Пашам сайын ыштышылан пашадарымат кӱзыктем, "чайланат" пуэм.

Вам и раньше я говорил: если на Волгу выйдем первыми, вы заслужите великую славу.

Мый ондакат тыланда ойленам: Юл деке ме икымше лектына гын, те пеш кугу чапым суледа.

— Повысь жалование, и мы сегодня же пойдем работать, — зашумели сплавщики.

— Пашадарым кӱзыктӧ, ме кеч тачак пашаш каена, — рӱжгалтышт сплащик-влак.

— Не нужна нам такая слава!

— Мыланна тыгай чап ок кӱл!

Румелёв подошел к Пенькову:

Румелёв Пеньков деке тольо:

— Николай Петрович, вчера ты обещал нам...

— Теҥгече тый, Николай Петрович, мыланна сӧрышыч...

Пеньков повернул голову к табельщику и поманил его пальцем.

Пеньков вуйжым табельщик велыш савырнале да парняж дене ӱжӧ.

Тот подошел к хозяину и протянул ему конторскую книгу.

Тудыжо оза дек тольо да тудлан контор книгам шуялтыш.

Пеньков раскрыл ее и заглянул в список рабочих.

Пеньков тудым почо да пашазе-влак спискым ончале.

— Как твое прозвание? — спросил он Румелёва.

— Кузе тыйын лӱмет? — йодо Румелёв деч.

Тот назвал себя.

Тудыжо каласыш.

Пеньков взял привязанный к книге тесемкой красный карандаш и вычеркнул фамилию Румелёва из списка.

Пеньков табель книгаш кылден сакалтыме йошкар карандашым нале да фРумелёвын фамилийжым списке гыч удырале.

Затем он зачеркнул еще с десяток фамилий сплавщиков и вернул книгу табельщику.

Вара тудо сплавщик-влакын эше лу наре фамилийыштым удырале да книгам табельщиклан пӧртылтыш.

— Так вот, — продолжал Пеньков, — для вас открыты все дороги.

— Тыге теве, мутшым шуйыш Пеньков, — тыланда чыла корно почылтын.

Можете убираться на все четыре стороны.

Чыла ныл велышкат шикшалт кертыда.

Завтра ко мне придут другие рабочие, а остальные сейчас же идите работать.

Эрла мый декем вес пашазе-влак толыт, а молышт кызытак пашаш тарваныза.

Кормить дармоедов я не буду.

Мый арамлогар-влаакым пукшаш ом тӱҥал.

Десятники, а ну, за дело!

Ну, десятник-влак, пашашке!

— Врешь!

— Ондалет!

Мы никуда не пойдем! — крикнул Назаров.

— Ме нигушкат она кай! — кычкырал колтыш Назаров..

— Сперва дай расчет, повысь жалованье!

— Ондак рошотым ыште, пашадарым кугемде!

Но Пеньков, словно не слыша выкриков, зашагал к кошевой.

Но Пеньков, кычкыркалыме йӱкым колдымыла, кошевой могырыш ошкыльо.

Десятники стали собирать людей, но дело у них не клеилось.

Десятник-влак еҥ-влакым чумыраш тӱҥальыч, но пашашт нуныфн ок воране.

Кое-как уговорили человек тридцать покорных и ушли с ними вниз по Кокшаге.

Иктаж кумло ӱҥышӧ еҥым поген, десятник-влак Какшан воктен волен кайышт.

Уволенные собрались около Румелёва.

Румелёв йыр ынде паша гыч кораҥдыме-влак чумыргышт.

Их окружили и те, кто решил бастовать до конца.

Нунын йыр мучаш марте бастоватлаш шонышо-влакат погынышт.

— Ну, что будем делать?

Ну, мом ышташ тӱҥалына?

Пойдем домой или сначала потребуем расчет?

Мӧҥгыш каена але рошотым йодына?

— Никуда не уходите, — сказал Румелёв.

— Иктат нигушкат ида кай, — ойла Румелёв.

— Что же касается расчета, то хозяин не сможет нам его здесь дать.

— Рошот шотышто ойлаш9 гын, оза тудым мыланна тыште пуэн ок керт.

За расчетом нам нужно явиться к нему в контору, в Царевококшайск.

Рошотлан тудын дек конторыш, Чарлаш мияш кӱлеш.

А это можно будет сделать тогда, когда Пеньков вернется с Волги.

А тидым Пеньковын Юл гыч пӧртылмекыже веле ышташ лиеш.

Здесь же мы сильнее его.

Тыште гын ме туддеч виянрак улына.

Прошли те времена, когда мы боялись хозяина.

Оза деч лӱдын илыме жапна эртен.

— Пока не победим, отсюда ни шагу, — поддержал Румелёва Чопан.

— Озам сеҥымеш, вер гыч ида тарване, — Румелёвлан полшен манеш Чолпаев.

— Да.

— Туге.

Если мы отступим, он, шайтан толстопузый, обрадуется, — согласился Назаров.

Чакнена гын, тудо, кугу мӱшкыр шайтан, куана веле, — келша Назаров.

И сплавщики решили ждать до вечера.

Сплавщик-влак шке коклаштышт кас марте каҥашышт.

А вечером Пеньков хорошо накормил тех, кто ходил на работу, а остальным не дал ни ложки варева, ни крошки хлеба.

А кастене пашаш мийыше-влакым оза поснак сайын пукшыш, а молыштлан ик совла шӱрымат, кинде пудыргымат ышт пу.

Это еще больше разозлило людей.

Тидыже еҥ-влакым эше чотрак сырыктыш.

Румелёв подошел к Чопану и попросил:

Румелёв, эркынрак ошкылын, Чопан дек мийыш.

— Браток, сыграй-ка на гуслях!

— Шольым, кӱслетым шокталте-ян.

Чолпаев сходил на кухню, принес гусли и, присев у костра, заиграл.

Чолпаев, кухньыш миен, кӱслежым налын тольо да, тулото деке шинчын, шокташ тӱҥале.

Вокруг него стали собираться люди.

Калык кӱслезе йыр чумырга.

Румлев прислушивался к разговорам и обдумывал создавшееся положение.

Румелёв тулдӱрышӧ колыштеш, а вуйыштыжо шонымаш пӧрдеш.

«Забастовка началась хорошо.

Забастовкым сайын тӱҥалме.

Правда, ее поддержали не все.

Туге гынат тышке чылан ушнен огытыл.

Ясно, что хозяин хочет во что бы то ни стало сорвать забастовку.

Забастовкым сеҥышаш верч оза тайныштше-влакым кучылтеш.

Нужно что-то предпринять...»

Ала-мом-гынат ыштыман..."

Размышления Румелёва прервали подошедшие к костру сплавщики с зачистки.

Румелёвын шонкалымыжым тулото деке зачистке гыч толшо сплавщик-влак лугыч ыштышт.

Они принесли хлеб, рыбу и даже колбасу.

Нуно киндым, колым да эсогыл колбасам конденыт.

Это товарищеское участие ободрило Румелёва.

Тыгай йолташ койыш Румелёвын кумылжым нӧлтале.

К Чопану подсела Матра и ласково зашептала:

Чопан воктек Матрана шинче да шыман гына йышт пелештыш:

— Чопуш, я узнала, что вас здесь не кормят, и на сердце у меня стало так нехорошо, что я не вытерпела и пришла к тебе.

— Чопуш, тендам тыште огыт пукшо манмым кольымат, шӱмемлан ньыге-нюго веле чучын колтыш, шым чыте, тый декет теве тольым.

На, поешь немножко.

На, изишак коч.

Вот хлеб, сахар, колбаса и конфетка.

Теве кинде, сакыр, колбаса да кампетке.

— Спасибо, Матра, — отозвался Чопан.

— Тау, Матрана! — пелешта Чопан.

И пока он ел, девушка осторожно проводила по шее юноши цветущей веточкой черемухи.

Тудын кочмо жапыште ӱдыр рвезын шӱйжым пеледше ломбо укш дене шекланен йыгалта.

— А комары-то как взбесились, — вкрадчиво говорила она, а сама мысленно три раза произнесла слова наговора: «Как соловей сел на эту ветку черемухи...»

— Шыҥажат орен веле толашатыс, — йыштырак мане тудо, а ушыж шӱвалме мутым кум гана ойла: «Тиде ломбо укшыш шӱшпык шинчын...»

К костру подошла Чачи.

Тулото дек Чачиат толын.

Увидев, что Чопан ест пищу, принесенную Матрой, она отдала хлеб и колбасу Румелёву, отошла в сторонку и стала наблюдать за Матрой и Чопаном.

Матранан кондымо кочкышым Чопанын кочмым ужын, тудо киндыжым да колбасажым Румелёвлан пуыш, ӧрдыжкӧ кораҥе Матрана ден Чопаным эскераш пиже.

Ласковый шепот Матры, цветущая ветка черемухи, которой девушка проводила по шее Чопана, и его веселое, улыбающееся лицо — все это не понравилось Чачи.

Матранан шыма йӱкшӧ, Чопанын шӱйжым ӱдырын пеледше ломбо укш дене йыгалтымыже, тудын веселан шыргыжше чуроийже — чыла тиде Чачилан ыш келше.

Она низко опустила голову, утерла кончиком платка навернувшиеся слезинки и тихо побрела к себе на зачистку.

Тудо вуйжым ӱлык сакыш, шовыч лук дене шинчавӱдшым ӱштыльӧ да шкеж деке зачисткыш соптыртатыш.

Перекусив, Румелёв решил потолковать с рабочими о продолжении забастовки.

Пурлалмек, Румелёв пашазе-влак дене забастовкым шуйымо нернген мутланаш лие.

Обращаясь к одному из пожилых сплавщиков, он страстно заговорил:

Ик шоҥго сплавщик деке мелын лийын, тудо шокшешт ойла:

— Кто наживает горб и льет пот на заводах и фабриках?

— Заводышто да фабрикыште, тупым пӱгыртен, пӱжвӱдым кӧмыт йоктарат?

Рабочие!..

Пашазе-влак!..

Кто мокнет в лесу и на молевом сплаве?

Чодыраште да мольышто, нӧрен, кӧ пашам ышта?

Мы, лесорубы и сплавщики!

Ме, чодыра руышо ден сплавщик-влак!

А кто богатеет и жиреет?

А кӧ тудын пӱжвӱдшӧ дене поя да коям пога?

В городах — заводчики и фабриканты, а здесь в лесу — лесопромышленники.

Олалаште — заводчик ден фабрикант-влак, а тыште — чодыра промышленник.

Возьмите нашего хозяина Пенькова.

Налза мемнан озанам Пеньковым.

Почему он так растолстел?

Молан тудо тынар кӱжгемын?