ru
stringlengths
2
1.74k
mhr
stringlengths
2
1.63k
А ты...
А тый...
С сегодняшнего дня я тебе не работник — вот все!..
Тачысе кече гыч мый тыйын пашазет омыл — теве чыла!..
Пользуйся моими деньгами, собака!..
Кучылт мыйын оксам, пий!..
Забери их себе!..
Нал шкаланет!..
Я сейчас же уйду на Кундыш к Косте Дубникову.
Мый кызытак Кундышыш, Костя Дубников дек, каем!
Эргубаев снял с елки висевшую на суку котомку, закинул ее за плечо и, нахлобучив шапку, хотел было уйти, но его остановил Румелёв.
Эргубаев кож йымалне кечыше котомкажым вачыш сакалтыш, пагоржым нале да упшыжым сайынрак темдалын ошкылаш тӱҥале, но тудым Румелёв чарен шогалтыш.
— Стой, Эргубаев!
— Шого, Эргубаев!
Нельзя так делать...
Тыге ыштылаш ок лий...
Пусть сначала хозяин заплатит нам за работу.
Ондак оза мыланна пашаланна тек рошотым ышта.
Пошли, Николай Петрович, в кошевую.
Кайышна, Николай Петрович, кошевойыш.
Сегодня же дай нам расчет.
Тачак мыланна рошотым пу.
А если не дашь — не обижайся.
А от пу гын — ит ӧпкеле.
Пустим твою кошевую на дно к чертям собачьим.
Кошевоетым пий ия-влаклан пундашыш колтена.
— Пустим!
— Колтена!
— На дно пустим!
Вӱд пундашыш колтена!
— Давай расчет! — шумели сплавщики.
— Рошотым пу! — рӱжгат сплавщик-влак.
Пеньков растерялся.
Пеньков нимолан ӧрын.
Он не знал, что ему делать, и стал заискивающе упрашивать:
Мом ышташ, шкеат ок пале, шӱрнаҥыштын сӧрвалаш тӱҥале:
— Постойте...
— Шогыза...
Постойте, голуби.
Шогыза, кеде-влак.
Зачем так?
Молан тыге?
Не кричите.
Ида кычкыре.
Где ваши делегаты?
Кушто тендан делегатда-влак?
Разговор по душам никогда не мешает делу.
Чон пыштен мутланымаш нигунам пашалан ок мешае.
— Давно бы так, — усмехнулся Назаров.
— Шаҥгак тыге кӱлеш ыле, — важмалдыкын мане Назаров.
Сплавщики успокоились, и Пеньков с делегатами направился к кошевой.
Сплавщик-влак тыпланышт, да Пеньков делегат-влак дене, кошевой пӧртыш ошкыльо.
Примерно через час из кошевой вышли улыбающиеся Румелёв, Назаров и Чолпаев.
Иктаж шагат чоло жап эртымеке, Румелёв, Чолпаев да Назаров кошевой гыч шыргыжалын лектыч.
— Дело сделано.
— Паша лийын.
Подписал уговор, — сказали они.
Ойпидышеш кид пышталтын, — маньыч нуно.
Люди повеселели.
Еҥ-влак куанышт.
К хозяину то и дело забегали то десятники, то кладовщики, то повар.
Оза деке я десятник, я кладовщик я повар куржталаш тӱҥальыч.
Десятники получали хлеб, рыбу, колбасу, и все это раздавали своим людям.
Десятник-влак киндым, колбасам, колым нумал толыт, чыла тидым шке еҥыштлан пуэдат.
Сплавщики поели и двинулись разбирать затор.
Сплавщик-влак кочкыч да заторым шалаташ кайышт.
Пошел со своим десятком и Эргубаев, но табельщик остановил его.
Эргубаев шкенжын десяткыжым вӱден каяш тӱҥалын ыле, тудым табельщик кычкырале.
— Отправь людей, а сам зайди к хозяину.
— Еҥ-влакетым колто, шкеже оза дек пуро.
У него к тебе разговор есть.
Тудын тый денет мутланышашыже уло.
Дед Эргубаев решил, что Пеньков начнет распекать его за сказанное, но тот встретил его ласково, пригласил сесть, поставил на стол водку.
Ойлымыжлан Пеньков тудым вурсаш пижеш манын шоҥго Эргубаевшонен ыле, но садыже ласкан вашлие, шинчаш ӱжӧ, ӱстембак аракам шындыш.
«К чему бы это?» — подумает десятник.
"Молан гын тидыже?" — шоналтыш десятник.
— Эх, ты, черт старый, — улыбается Пеньков.
— Ух, тый, шоҥго ия, — шыргыжеш Пеньков.
— И отчитал же ты меня сегодня...
— Сайынак таче мыйым шылтален нальыч...
Ну, что ж, и поделом мне.
Ну мо, тыгак кӱлеш мылам.
Давай, старина, выпьем по чарке.
Айда, йолташ, ик чарка гыч подылына.
— А я на тебя не особенно рассердился, — сказал Эргубаев.
— А мый пешыже сыренжат омыл, — манеш Эргуваев.
— Так, только правду...
— Чыным веле каласкалышым.
— Ну, ладно, ладно, давай...
— Ну, йӧра-йӧра, айда.
Они чокнулись и, залпом выпив водку, стали закусывать.
Нуно коктын ваш пералтен нӧлтал колтышт, пурльыч.
Десятник долго разжевывал своим беззубым ртом колбасу и невнятно жужжал:
Десятник каткалалт пытыше пӱйжӧ дене колбасам пурыштеш да умылаш лийдымын ызга:
— Я зла на тебя не имею.
Мый тылат шыдым ом кучо.
Я не злой...
Мый шыде омыл.
Совсем не злой...
Йӧршешат шыде омыл...
— Немножко неверно ты сделал, друг Эргубаев, — улыбнулся хозяин, — зачем было возмущаться при народе?
— Изиш йоҥылышрак ыштенат, Эргубаев тос, — шыргыжале оза, — молан калык ончыко шыдешт ойлаш?
Я ведь и не знал, что ты на меня в обиде.
Мый вет мыланем иралтметым шинчен омыл.
Если бы знал, давно поговорил бы с тобой по душам.
Шинчем ыле гын, шке ӱжам да уло чон дене кутырена ыле.
Отругай меня, отругай дурака.
Вурсо мыйым, вурсо окмакым...
Но если я не догадался тебя до этого пригласить, то ты бы сам пришел ко мне да все и выложил.
Да, раз мый шижын шуктен омыл гын, тыланет шканет толын каласаш кӱлеш ыле.
У десятника появились на глазах слезы умиления.
Десятникын кумыл тодылалтмыж дене шинчавӱдшат тольо.
— Хороший ты старик, Эргубаев.
— С ай шоҥгыеҥ улат, Эргубаев.
Друг ты настоящий, сердечный, добрый.
Чын, сай шӱман, поро йолташ улат.
Давай не будем старое ворошить.
Айда тоштым огына пургед.
Выпьем еще по одной.
Эше икте гыч подылына.
Они вновь чокнулись.
Нуно адакат ваш пералтышт.
Выпив, старик понюхал корочку хлеба и крякнул.
Подылмек, шоҥго кинде комым пурльо да крек мане.
— Друг Эргубаев, — продолжал хозяин, протягивая ему папиросу, — ты не будешь возражать, если я тебя поставлю на старую работу?
— Эргубаев тос, — умбакыже манеш оза, тудлан папиросым шуялта, — адакат тошто пашашкет шогалтем гын, тупуй от лий?
— На какую такую старую? — спросил захмелевший десятник.
— Могай тошто пашаш? — руштылдалше десятник йодо.
— Мне нужен хороший приказчик — моя правая рука.
— Мылам сай приказчик кӱлеш — мыйын пурла кидем.
Эргубаев не верил своим ушам.
Эргубаев пылышыжланат ок ӱшане.
— Неужели поставишь снова? — переспросил он, и глаза его радостно заблестели.
— Але вара уэш шогалтет? — уэш йодеш, шинчаже куанен йылгыжалтыш.
— Конечно, поставлю...
— Конешне, шогалтем...
А вот тебе и пятерка...
А теве тылат визыташ...
И Пеньков положил перед Эргубаевым новенькую кредитку.
Да Пеньков Эргубаев ончыко у кагаз оксам луктын пыштыш.
Старик встал на колени и залепетал:
Шоҥго сукалтен шинче да пелешткалаш тӧча:
— Прости, Николай Петрович...
Проститле, Николай Петрович.
В большой грех я вошел.
Мый кугу языкыш пуренам.
Прости, благодетель.
Проститле, порым ыштышем.
Больше никогда не пойду против тебя.
Тетла нигунамат ваштарешет ом кай.
Если поставишь приказчиком, до смерти буду тебе служить, — всхлипывал Эргубаев, пытаясь дотянуться губами до носка хозяйского сапога.
Приказчяиклан шогалтет гын, колымешкем тылат служитлаш тӱҥалам, — нюслалата Эргубаев, тӱрвыжым озан кем нерышкыже тушкалтынеже.
— Ничего, ничего, успокойся.
— Нимат огыл, нимат огыл, лыплане.
Все будет хорошо.
— Чыла сай лиеш.
С завтрашнего дня ты будешь приказчиком.
Эрласе кече гыч тый приказчик лият.
А если лес сплавим удачно, я тебя озолочу, — пробасил Пеньков.
Пырням сайын волтен шуктена гын, мый тыйым шӧртняҥдем, — кӱжгӧ йӱкын ойла Пеньков.
— Только, друг Эргубаев, хочется мне маленько разузнать, кто это настраивает сплавщиков против меня.
— Тольык, Эргуваев тос, иктым гына палыме шуэш: кӧ сплавщик-влакым мыйын ваштареш таратылеш?
Кто среди них злодей.
Кӧ нунын коклаште осал ыштылше?
И не один, может быть, а два-три, а?
Икте огыл, может быть, кокыт-кумыт.
— Есть, Николай Петрович, ей-богу есть такие злодеи.
— Улыт, Николай Петрович, товатат тыгай осал ыштылше улыт.
Трех нет, а два есть.
Кумытшак огыл, коктынжо улытак.
Они и довели меня, старого дурака, до ссоры с тобой.
— Нунак мыйжымат, шоҥго окмакым, ылгыктен кертыныт.
Я и распалился.
Мыйжат йылкыненам.
— Один из них, видимо, Румелёв, а другого я не знаю, — заметил как бы невзначай хозяин.
— Иктыже, очыни, Румелёв, а весыжым мый ом пале, — мут толмашеш ойлымо гай ойла оза.
— Точно угадал.
— Раш паленат.
Один — он, а другой его дружок Чолпаев.
Иктыже тудак, а йолташыже — Чолпаев.
Давно я думал тебе сказать про них, но никак не мог увидеться с тобой с глазу на глаз.
Тыланет шукертак каласаш шоненам. Но тыйже ала-молан шинчаваш от кой.
Помнишь, зимой на порубке Румелёв испортил одну сосну?
Шарнет, телым чодыра руымаште Румелёв ик пӱнчым локтылын ыле?
— Ну-ну?
— Ну, ну.
— Так вот, я еще тогда узнал, что они затевают недоброе дело.
— Тыге вет, мый эше тунамак паленам: нуно ала могай поро огыл пашам ыштынешт.
В Казани бывают.
Озаҥыште лиедат.
— Да-да, — поддакнул Пеньков, и щелки его глаз расширились.
— Туге-туге, — кӧндара Пеньков, шелше гай шинчаже почылто.
Эргубаев расчувствовался и спьяна выболтал хозяину все, что знал о Румелёве и Чолпаеве.
Эргубаевын кумыл тодылто да йӱшӧ вуйжо дене озалан Румелёв ден Чолпаев нерген ынде мо шинчымыжым чыла каласкала.
— Только ты никому не говори о том, что я тебе сказал, — попросил он, — а не то мне крышка.
— Тый адак мыйын ойлымем нигӧланат ит каласе, — шижтарыш пытартышлан Эргуваев. — Тунам илыш пытыш.
— Не бойся, — успокоил его хозяин, — скоро их здесь не будет.
— Ит лӱд, — ӱшандара оза. — Вашке нуно тыште огыт лий.
В тот день сплавщики трудились до позднего вечера, но затора разобрать не смогли.
Тудо кечын сплавщик-влак ятыр кас марте ыштышт гынат, заторым рончен кертын огытыл.